…И такая есть необходимость ловить маму, хватать маму, теребить и задавать множество вопросов по поводу вещей и явлений, давно маме известных и не интересных… Тогда усилием воли загорятся мамины глаза светом и восторгом, готовностью распахнуть новую книгу, альбом, тетрадь, достать фломастеры и пластилин, и вот, потекли уже ответы, опыты, чертежи и измерения банками с водой, линейками, обрывками бумаги и прочими подручными средствами… Мама горда, горда собой и детьми. А дети, изрядно устав от дикого огня в маминых глазах, отошли на час – два, поорать, подраться, вырывать друг у друга игрушки с воплями, будто вырывают куски кожи с мясом. Грохочет старая стиральная машина «Сибирь», видик – волк гонится за зайцем, и там, на плите, на сковородке, что-то уже готово плюнуть в глаз маме раскаленным маслом… Срочно занять детей, пока не поубивались, вот вам, дети, краски, кисти, вперед, кто ярче раскрасит! Пауза тишины. Нет, телефон, да, мама, да, да, мама, нет, все хорошо, мама…Чехлы? Какие чехлы, нет у меня никаких чехлов, мама! Нагромождение мам у телефона распадается, звуки гаснут… Мама спокойна: дом, уют, созидание, творение – это медитация, тонкие энергии и астральные тела… Тела детей, ярких, раскрашенных, возникают перед мамой. Индейцы, стол, пол, шкаф, что еще? Но мама лояльна. Только отмыть, срочно занять детей, пока они не присохли, не прилипли, отточенные движения, ни одного лишнего, и всем весело, все переодеты. Нет, пластилин не дам. Мама строга, но по-своему права, она смотрит на детей с гордостью, но как-то сомнение иногда пробегает в ее глазах. А вот вам, дети, энциклопедья…
И тогда мама уходит на кухню или в ванную, продолжая измерять и взвешивать крупу или стиральный порошок, все те же отточенные движения, увлекается своими мыслями о семье, ее благополучии, мыслями о неурядицах сериальных и прочей ерундой. Хотя, в ерунде этой сердце и разум как в вишневом ликере, например, или в молочном киселе… И тогда ее снова начинают ловить и задавать вопросы, но быстро разговор перетекает в иное русло, и вот уже чадо, переварив урок, делится опытом познавания, познания. Ах, смотрите-ка, чадо сделало самостоятельный шаг вперед… Молодец, иди в свою комнату смотреть мультик. Смысла маминым домашним делам придает некая научность. К примеру, нельзя категорически солить овощи сразу или мелкой солью. Почему – это сложный для мамы вопрос, она растеряется, начнет думать, думать, вспомнит, что так учила ее мама, вспомнит еще много чего про маму, огорчится, обидится… Лучше этого с мамой не делать, она запросто может начать орать.
Мама в чем-то ленива. Никогда она не начинает уборку, мытье и прочие дела утром, а все сидит, сидит, пьет кофе и ждет. Вот сейчас: вошел в кухню ребенок, секунда, движение – падает чашка с молоком, вдребезги, - стол, холодильник, линолеум – встанет и вымоет, вычистит из-под шкафов. Мама практична и потому лояльна.
В любой момент может прийти, буквально ворваться в дом, соседка, а то и с участковым милиционером, а то и со своим мужем, добрейшим Николай Николаичем, смотря кто окажется ближе, и начать орать, требовать прекратить этот ипподром над ее головой, этот Содом и Гоморру, эти мультики и все остальное, особенно истошные вопли. Мама, как женщина с в/о, вооружена такими изобразительно-выразительными средствами, особенно ей удаются эпитеты и сравнения, так что соседка всякий раз проигрывает битву, постыдно удаляясь, еще бы, ведь она женщина необразованная. В чем еще мама сильна – навскидку не скажешь, но в душе она поэт и философ, причем внешне это не проявляется. Мама очень любит выражение «социальный статус», во многом подразумевая при этом папу. Папа же, не в пример некоторым иным, он спокоен, лоялен, собран и в чем-то даже покладист, что мама тщательно от своих подруг скрывает, ибо умна, и иначе, чем сквозь зубы, о папе не отзывается. Как женщина с в/о, изучавшая аргументацию убеждающей речи и психолингвистику, она сумела папину покладистость и лояльность привести к состояниям, весьма ее, маму, удовлетворяющим.
Дети пришли, пообщались, извинились за чашку, вежливые. Но мама уже устала, день давно перевалил за середину, детям пора заняться тихими играми, мама, как женщина умная, орать не станет гневно, истошно, только потому, что семь лет грохочет старая «Сибирь», бьются чашки, а она все дома, дома… Нет, мама не станет прогонять детей с кухни, требовать. Ей просто, легко, она не теряется, есть, есть способ отправить детей в детскую. Мама достает нож, лук, доску. Все, тихо на кухне.
А вечером с работы приходит уставший, пыльный, в уже несвежей рубашке, папа. Он с порога начинает воспитывать семью в духе Домостроя, уже с порога можно заметить, как горды и властны взмахи его рук, и как уверенно, спокойно дыхание в надежной груди. Папа не изучал древней, русской литературы, потому о «Домострое» знал понаслышке, чем мама и пользовалась. Мама всегда лояльна к папе. Ей ясно было с самого начала, что так будет, она не питала иллюзий, не возлагала надежд и не предъявляла претензий. Папа тоже хорошо знал маму, и поэтому Домострой длился до тех пор, пока мама не выходила в коридор к папе. Потому что если она обидится и начнет орать, то авторитет отца будет жестоко подорван.
У мамы есть сестра, молодая особа, незамужняя, свободная, как ветер, грозная в своей молодости, как бордовый Феррари, несущийся по трассе. Сестра с некоторой претензией к будущему мужу, с которой эта молодая женщина, похоже, родилась. Она иногда заходит к маме, и они долго смеются над каким-нибудь гипотетическим женихом.
В целом семья живет мирно, порой слышно только жужжание мухи у окна, мягкая уютная тишина вечера царит в доме, где все убрано, все на своих местах, люди и вещи, ничто не движется самопроизвольно, без четко поставленной цели. Именно в такие вечера мама читает свои книги, сосредоточенно глядя в набегающие волнами буквы, улавливает в них житейские смыслы и высокие идеалы, чем охотно делится с папой. И тогда тишина сменяется шелестом страниц, цитированием, вопросами, как в анкете: согласен - не согласен. Судорожные клацанья компьютерной мышкой ненадолго затихают, по папиным глазам видно, что мама помешала ему то ли забить гол, то ли прийти к финишу первым, но папа честен, внимателен и полностью осознает, что семейная жизнь – работа, что гармония между супругами достигается благодаря общению. И папа общается с мамой.
Дети, тихо выйдя из своих укрытий, еще держа в руках машинки и кубики, уже окружили папу плотным кольцом, и папа обреченно понял, что настало «уделить время детям». Он спокоен, в меру доброжелателен. Часы уверенно показывают половину восьмого, что внушает родителям здоровый оптимизм. На шумные игры – минут тридцать, потом подготовка ко сну и в 21.00 – непосредственно сам сон. Мама давно уяснила, что режим дня необходим не столько для физического здоровья детей, сколько для психического здоровья родителей. Поэтому режим в семье соблюдают строго.
Тишина в доме достигает ни то апогея, ни то апофеоза, и даже тягостные всхлипывания телевизора окончательно умолкают. Теперь никто не мешает маме думать. Завтра приходят подруги, традиционные, с некоторых пор, кулинарные вечеринки. Лозаньи и поэльи, сменяя одна другую, наполняют до самых краев наполненную жизнь мамы. Завтра ее черед пожинать похвалы, довольно жмуриться от них, что там скромничать, готовит мама если не превосходно, то очень к этому близко. А чем, собственно, заняться, если мама не работает, а пестует чад и ублажает мужа?
Мама совершенно нормальная женщина, ее эмансипированность не имеет ничего общего с мужененавистничеством… где-то в ее душе еще бродит желание снова поработать во благо семьи… мамины мысли в этом месте путаются, пугаются сами себя и опасливо выглядывают из закоулков сознания. Однажды мама собралась и ушла на работу, вспомнив, зачем ей диплом филолога и педагога. Через семь лет ее снова увидели дома, все с тем же знакомым блеском в глазах, но в них не читалась уже лояльность к миру, но искрилась какая-то нездоровая решительность. Прежними выверенными движениями, молча, мама собрала в кучу какие-то книги и тетради, какие-то планы и отчеты, вынесла во двор к мусорному баку и подожгла. Пока над городом развеивался дым маминых иллюзий, ее собственные дети, вновь обретя нормальную мать, трепетали, прятали грязные руки в дырявые карманы. Да... Еще пара месяцев понадобилась маме, чтоб устранить из квартиры все последствия ее отсутствия, ее добросовестного труда во имя просвещения нации. Да пошло оно…
Тут мама встряхивает головой, снова внимательно вчитывается в кулинарную книгу 50-60-х годов, от которой явственно поднимался аромат заливной семги и прочих обильно украшенных лимонами и оливками рыб. Дороговато, конечно, но оно стоит того.
Мама уже устала, она внимательно оглядывает комнаты и кухню, проверяя, все ли в порядке и давая вещам строгий безмолвный приказ: не сметь шевелиться до рассвета. Зевая, мама шепчет: «День прошел, все ближе к смерти, Господи, спасибо тебе за это!..» Спохватываясь и вспоминая, в какой книге она вычитала эту фразу, мама извиняющимся шепотом читает перед сном нормальную молитву «Отче наш»…
2003г.
И тогда мама уходит на кухню или в ванную, продолжая измерять и взвешивать крупу или стиральный порошок, все те же отточенные движения, увлекается своими мыслями о семье, ее благополучии, мыслями о неурядицах сериальных и прочей ерундой. Хотя, в ерунде этой сердце и разум как в вишневом ликере, например, или в молочном киселе… И тогда ее снова начинают ловить и задавать вопросы, но быстро разговор перетекает в иное русло, и вот уже чадо, переварив урок, делится опытом познавания, познания. Ах, смотрите-ка, чадо сделало самостоятельный шаг вперед… Молодец, иди в свою комнату смотреть мультик. Смысла маминым домашним делам придает некая научность. К примеру, нельзя категорически солить овощи сразу или мелкой солью. Почему – это сложный для мамы вопрос, она растеряется, начнет думать, думать, вспомнит, что так учила ее мама, вспомнит еще много чего про маму, огорчится, обидится… Лучше этого с мамой не делать, она запросто может начать орать.
Мама в чем-то ленива. Никогда она не начинает уборку, мытье и прочие дела утром, а все сидит, сидит, пьет кофе и ждет. Вот сейчас: вошел в кухню ребенок, секунда, движение – падает чашка с молоком, вдребезги, - стол, холодильник, линолеум – встанет и вымоет, вычистит из-под шкафов. Мама практична и потому лояльна.
В любой момент может прийти, буквально ворваться в дом, соседка, а то и с участковым милиционером, а то и со своим мужем, добрейшим Николай Николаичем, смотря кто окажется ближе, и начать орать, требовать прекратить этот ипподром над ее головой, этот Содом и Гоморру, эти мультики и все остальное, особенно истошные вопли. Мама, как женщина с в/о, вооружена такими изобразительно-выразительными средствами, особенно ей удаются эпитеты и сравнения, так что соседка всякий раз проигрывает битву, постыдно удаляясь, еще бы, ведь она женщина необразованная. В чем еще мама сильна – навскидку не скажешь, но в душе она поэт и философ, причем внешне это не проявляется. Мама очень любит выражение «социальный статус», во многом подразумевая при этом папу. Папа же, не в пример некоторым иным, он спокоен, лоялен, собран и в чем-то даже покладист, что мама тщательно от своих подруг скрывает, ибо умна, и иначе, чем сквозь зубы, о папе не отзывается. Как женщина с в/о, изучавшая аргументацию убеждающей речи и психолингвистику, она сумела папину покладистость и лояльность привести к состояниям, весьма ее, маму, удовлетворяющим.
Дети пришли, пообщались, извинились за чашку, вежливые. Но мама уже устала, день давно перевалил за середину, детям пора заняться тихими играми, мама, как женщина умная, орать не станет гневно, истошно, только потому, что семь лет грохочет старая «Сибирь», бьются чашки, а она все дома, дома… Нет, мама не станет прогонять детей с кухни, требовать. Ей просто, легко, она не теряется, есть, есть способ отправить детей в детскую. Мама достает нож, лук, доску. Все, тихо на кухне.
А вечером с работы приходит уставший, пыльный, в уже несвежей рубашке, папа. Он с порога начинает воспитывать семью в духе Домостроя, уже с порога можно заметить, как горды и властны взмахи его рук, и как уверенно, спокойно дыхание в надежной груди. Папа не изучал древней, русской литературы, потому о «Домострое» знал понаслышке, чем мама и пользовалась. Мама всегда лояльна к папе. Ей ясно было с самого начала, что так будет, она не питала иллюзий, не возлагала надежд и не предъявляла претензий. Папа тоже хорошо знал маму, и поэтому Домострой длился до тех пор, пока мама не выходила в коридор к папе. Потому что если она обидится и начнет орать, то авторитет отца будет жестоко подорван.
У мамы есть сестра, молодая особа, незамужняя, свободная, как ветер, грозная в своей молодости, как бордовый Феррари, несущийся по трассе. Сестра с некоторой претензией к будущему мужу, с которой эта молодая женщина, похоже, родилась. Она иногда заходит к маме, и они долго смеются над каким-нибудь гипотетическим женихом.
В целом семья живет мирно, порой слышно только жужжание мухи у окна, мягкая уютная тишина вечера царит в доме, где все убрано, все на своих местах, люди и вещи, ничто не движется самопроизвольно, без четко поставленной цели. Именно в такие вечера мама читает свои книги, сосредоточенно глядя в набегающие волнами буквы, улавливает в них житейские смыслы и высокие идеалы, чем охотно делится с папой. И тогда тишина сменяется шелестом страниц, цитированием, вопросами, как в анкете: согласен - не согласен. Судорожные клацанья компьютерной мышкой ненадолго затихают, по папиным глазам видно, что мама помешала ему то ли забить гол, то ли прийти к финишу первым, но папа честен, внимателен и полностью осознает, что семейная жизнь – работа, что гармония между супругами достигается благодаря общению. И папа общается с мамой.
Дети, тихо выйдя из своих укрытий, еще держа в руках машинки и кубики, уже окружили папу плотным кольцом, и папа обреченно понял, что настало «уделить время детям». Он спокоен, в меру доброжелателен. Часы уверенно показывают половину восьмого, что внушает родителям здоровый оптимизм. На шумные игры – минут тридцать, потом подготовка ко сну и в 21.00 – непосредственно сам сон. Мама давно уяснила, что режим дня необходим не столько для физического здоровья детей, сколько для психического здоровья родителей. Поэтому режим в семье соблюдают строго.
Тишина в доме достигает ни то апогея, ни то апофеоза, и даже тягостные всхлипывания телевизора окончательно умолкают. Теперь никто не мешает маме думать. Завтра приходят подруги, традиционные, с некоторых пор, кулинарные вечеринки. Лозаньи и поэльи, сменяя одна другую, наполняют до самых краев наполненную жизнь мамы. Завтра ее черед пожинать похвалы, довольно жмуриться от них, что там скромничать, готовит мама если не превосходно, то очень к этому близко. А чем, собственно, заняться, если мама не работает, а пестует чад и ублажает мужа?
Мама совершенно нормальная женщина, ее эмансипированность не имеет ничего общего с мужененавистничеством… где-то в ее душе еще бродит желание снова поработать во благо семьи… мамины мысли в этом месте путаются, пугаются сами себя и опасливо выглядывают из закоулков сознания. Однажды мама собралась и ушла на работу, вспомнив, зачем ей диплом филолога и педагога. Через семь лет ее снова увидели дома, все с тем же знакомым блеском в глазах, но в них не читалась уже лояльность к миру, но искрилась какая-то нездоровая решительность. Прежними выверенными движениями, молча, мама собрала в кучу какие-то книги и тетради, какие-то планы и отчеты, вынесла во двор к мусорному баку и подожгла. Пока над городом развеивался дым маминых иллюзий, ее собственные дети, вновь обретя нормальную мать, трепетали, прятали грязные руки в дырявые карманы. Да... Еще пара месяцев понадобилась маме, чтоб устранить из квартиры все последствия ее отсутствия, ее добросовестного труда во имя просвещения нации. Да пошло оно…
Тут мама встряхивает головой, снова внимательно вчитывается в кулинарную книгу 50-60-х годов, от которой явственно поднимался аромат заливной семги и прочих обильно украшенных лимонами и оливками рыб. Дороговато, конечно, но оно стоит того.
Мама уже устала, она внимательно оглядывает комнаты и кухню, проверяя, все ли в порядке и давая вещам строгий безмолвный приказ: не сметь шевелиться до рассвета. Зевая, мама шепчет: «День прошел, все ближе к смерти, Господи, спасибо тебе за это!..» Спохватываясь и вспоминая, в какой книге она вычитала эту фразу, мама извиняющимся шепотом читает перед сном нормальную молитву «Отче наш»…
2003г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий