Иммунитет на любовь 2

Ах, прощайте Гоголь, Ницше, Достоевский и Дидро!

Здравствуй, печка! Здравствуй, мойка! Здравствуй, с мусором ведро!

1997.

И вот когда возникало непреодолимое желание вымыть пол, да не просто вымыть, а вычистить зубной щеткой и зубочисткой каждую щелочку, смыть всю пыль под кроватями и комодами, - начинался дождь. Что может быть лучше, чем в полном одиночестве вымыть пол, переодеться и сварить себе кофе? Не разбодяжить говнистую жижу в липком стакане липкой ложкой, а достать по такому случаю кофейник, любимую чашку с блюдцем, натереть до блеска медную джезву. И сахар сначала поджарить, расплавить. А пока на самом маленьком огне медленно готовится кофе, на новой и оберегаемой сковородке поджарить сыр в панировке, достать чернослив в шоколаде, положить на столик книгу. Ложечку «Рижского бальзама» или коньяка влить в чашку с совершенно фантастическим ароматом и минуту-другую осознавать: как прекрасно устроен мир. Какая гармония. Какой долгожданный кайф.

Убедиться, что дождь пошел, и можно начинать.

Регина Аркадьевна проводила этот кофейный ритуал всегда, когда ей удавалось остаться одной. Белая деревянная дверь открывалась настежь, но коричневые портьеры оставались закрытыми. Она продолжала проводить невидимую черту, но теперь уже между  «моя жизнь с детьми», «моя жизнь с миром» и «моя жизнь».

То ли в силу характера, то ли в силу восхищения Чернышевским в дремучей юности, но она была убеждена на все сто процентов, что желание иметь отдельную спальню, хорошую обувь и обожаемый напиток – не плод  ее больной фантазии. Этого женщины хотели еще во времена Чернышевского. Причем, хотели настолько сильно, что мужчина счел нужным описать это в деталях.

Пока что возможности иметь свою отдельную спальню не было, поэтому Регина Аркадьевна выторговала себе день покоя и свободы раз в неделю. Но не у мужа, не у родителей, а ловко составив все паззлы так, что день этот образовался как бы сам собой, ни у кого не вызывая подозрений.

Рука тверда, да и нож наточен.

Вкусна еда. И союз наш прочен.

1999

Регина Аркадьевна понимала, что для равновесия с тяжестью брака, брошенной на одну чашу весов, обязательно нужно чем-то весомым наполнить и противоположную чашу. Она была противницей баланса, достигаемого покупкой украшений и сумок. Для нее гораздо важнее было чувство морального превосходства и удовлетворения. Этого она добивалась тем, что муж никогда не знал, как она проводит свой свободный день.

Муж сказал: «Ты психолог по жизни своей.

Ты умеешь дурачить и бычить людей.

Как живется тебе, стопроцентная стерва?»

Обливаюсь слезами по доле твоей.

Сегодня Регину Аркадьевну ждала книга «Теннисные мячики небес». С первых же страниц она поняла: дерьмо. Вариация дешевой писанины Паоло Коэльо, а ля старая сказка на новый лад. «Граф Монте-Кристо» в бездарном изложении и не менее бездарном переводе.

Регина Аркадьевна бесцеремонно, небрежным движением швырнула книгу в угол, под полку с настоящими произведениями литературы. Сука. Надо же такое дерьмо под такой кофе.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Она взяла тетрадь. Ничего хорошего это не сулило. Потому что настроение было подпорчено.

И снова мы ждем перемен.

Какие-то в жизни новости

Выходят из чьих-то стен,

Не трогая нашей совести.

Из глаз слез не выжать им.

От счастья чужого не петь.

Живем мы, не как хотим.

Хотим, но боимся иметь.

1999.

Это было совсем не то настроение, которое она планировала на сегодня. Но сама мысль о том, что она чего-то может бояться, побудила желание проверить этот тезис на прочность. Нет, у Регины Аркадьевны не было любовника. То есть, его не было в нормальном понимании этого слова. У нее было некое туманное воспоминание о том, что могло бы быть, но так и не произошло. За еле видимый уголок белого листа из Лескова был выдернут конверт, в котором лежало письмо. Содержание Регине Аркадьевне было известно наизусть, распечатанный на принтере текст усиленно косил под обычную распечатку какого-нибудь ученического диктанта. Перечитав и убрав письмо в недра Лескова, Регина Аркадьевна написала в тетради, не сделав ни одного исправления:

Ты пишешь: «Больно,

Болит в груди».

А я на воле.

Ко мне иди.

От рук бесшумно

Скользящей пары

(Где в левой – карма,

А в правой – кара),

Ах, сам услышишь,

Как часто дышишь.

Ты сам узнаешь,

Прочтешь, напишешь…

От глаз прикрытых,

Глубоких, карих

(где в левом – карма,

А  правом – кара),

Я оттолкнуть тебя

Руки вскину,

Но слишком близко.

И ногти – в спину…

1997-2013

«Хотим, но боимся иметь», подумала Регина Аркадьевна и посмотрела на часы. Крякнув, как столетняя старушонка, она встала с кресла и пошла закрывать дверь в комнату. Надо проветрить и начинать готовить ужин. Через час вернется с работы муж, ни к чему ему видеть что-то, кроме отпедроленых полов и горячих кастрюль, возле которых суетится жена в халате.

Вот вижу тень свою.

Какая густота

Волос и тела,

И скопленья клеток.

И глаз не видно.

Контур, чернота.

Ни родинок, ни шрамов,

Ни отметок.

Ни фартука, резиновых перчаток…

Что там внутри? Идея? Счастье? Вера?

Здесь я - не я. Всего лишь отпечаток

Какой-то женщины на чьей-то белой двери.

1997

Иммунитет на любовь 1

Регина Аркадьевна никогда не была злым или недружелюбным человеком. Лучше не так сказать. Она была открытым, как принято говорить – позитивным, с вычитанной в книгах необходимостью понимать и входить в положение. Ее мир состоял из широченного круга общения, и большая часть людей, с которыми она общалась, могли в любое время дня и ночи прийти к ней в дом. Гостям были то рады, то принимались они спокойно и свободно, ломая графики и режимы Регины  Аркадьевны, но она не видела большой проблемы.

Это было сродни какому-то представлению о богемной жизни, которой она насмотрелась в телевизоре. Что-то из разряда: «В его доме всегда были люди: друзья, коллеги. Он был очень радушным человеком, всегда готовым помочь и разделить радость, двери его всегда были открыты для…». Правда, в таких передачах никто не рассказывал о том, когда же мылись полы.

К тому же, у Регины  Аркадьевны была двоюродная сестра, которая вполне успешно жила такой же богемной жизнью. Когда ни придешь – все время на кухне три-четыре человека задумчиво курят, пьют чай и рассуждают на философские темы.  

Ну и молодость, безусловно, играла на саксафоне. Можно было после закрытия какого-нибудь бара до утра водить обезьяну по разным друзьям, пока сон не заставал в совершенно неожиданном месте с кучей малознакомых людей, продолжавших спорить о литературе и кино за коньячком.

Когда у Регины  Аркадьевны случился брак и дети, жизнь несколько снизила обороты, но друзья и друзья друзей из дома не выветрились. Все так же продолжались поэтические вечера, разного рода спиритические сеансы… Тогда Регина Аркадьевна впервые провела совершенно осязаемую черту между «моя жизнь с детьми» и «моя жизнь с миром». Черта была из настоящего дерева, выкрашенного белой краской, для надежности зашторенная тяжелыми коричневыми портьерами с бахромой внизу.

Рифмы неплохие подобрались

Моему плохому настроенью.

С Дня рожденья огурцы остались

И немного липкого варенья.

10.11.1996

Прошло лет семь брака, и, как положено в эзотерических учениях, наступил новый виток в жизненном цикле. Регина Аркадьевна осознала для себя, что любовь прошла. Насовсем, как проходит ветрянка и никогда больше не возвращается в защищенный иммунитетом организм.

Живу в тисках, в обузе, в брачной клятве…

Но я в мечтах о неба синеве.

И ощущаю тяжкое проклятье,

И мыслей вихрь кружится в голове.

Ваш цвет прозрачен, он неуловим…

Я не смогу найти цветок похожий.

И не украсить мне одежды им,

И не ласкать в саду  денек погожий.

И светлый ваш убор, и ваш покров…

Мои цвета вам тоже не придутся.

Они, как обличительная кровь

По вашему убранству разольются.

Я старше вас, я видела обман,

Обиды поражений, расставаний.

И я не подпущу к себе дурман

Ненужных и больных переживаний.

Ах, ваши серенады под окном…

Ах, ваши смелые в наивности признанья!

Как мне потом забыться сладким сном?

Как заходить в свою пустую спальню?

Я хуже вас. Я не хочу любить.

Я не хочу стремиться фанатично…

Я не позволю сердце покорить.

Я сделаю вас скучною привычкой.

Я проще вас. Мои слова просты.

Моим стихам неведомо паренье.

Я жгу за каждой строчкою мосты.

Я фразу жду. Вы ждете вдохновенья.

Любить, как вы? До самых горьких слез?

До самого безудержного плача?..

Давно и навсегда решен вопрос.

Я не отвечу никогда иначе.

Вам кажется, слова пронзают чувства?

Вам кажется, в них скрытая любовь?

Ах, не любить – бесценное искусство -

В холодном теле заморозить кровь.

Но, может быть, когда в воспоминаньях

Коснетесь вы моих седых волос,

То, вероятно, задержав дыханье,

Отвечу «да!» на ваш немой вопрос.  

8.02.1997 – 25.12.2013

Регине  Аркадьевне насточертело. Ей до ужаса захотелось мирного мещанства, богемные вечеринки, скатившиеся до уровня свободной квартиры, где могли без зазрения совести выпивать за разговорами институтские выкидыши и университетские аспиранты вперемешку с брошенными подругами и деморализованными парикмахершами, нужно было заканчивать. И она переехала к родителям со всем смейством, а дом сдала на год.

Через год вернулась, обновила ремонт, и окунулась в полную покоя жизнь обычной жены в халате и с тарелочкой семечек у компьютера. Хорошо, черт возьми. Утром – поливаем розы, вечером – поливаем крышу и дорожки. Можно утром подметать листья и собирать орехи, а вечером срезать дубочки. Или утром – чистить дорожки, вечером – стирать и вывешивать на мороз простыни. И вспоминать беседы с приятелями о смысле жизни, точно зная, что ничего эти придурки не поняли. Смысл жизни – в детках и в запахах роз, прелых листьях ореха, запахе промороженных простыней. Мы живем, чтоб сделать следующее поколение лучше, чтобы оно сделало лучше следующее, и так до тех пор, пока не родится Адам, человеческий сын, равный Богу, и не вернется в потерянный рай. Все просто.

Мелкий дождь моросит.

Воробьиная куча

На орехе висит.

И кисельные тучи

Окропляют с небес

Это странное племя.

Им и палка  - насест,

И секунда – не время.

Красоты ни на грош.

Соловей на копейку.

Воробей не хорош.

Я куплю канарейку.

15.01.1997

Регина Аркадьевна была неприятно удивлена звонком в калитку. На пороге стоял старый друг. Не приятель, а друг, когда-то нежно опекаемый, заблудившийся, запутавшийся в спиртном, в любовных связях, потерявший голову от головокружительного признания коллегами по работе. Уже несколько лет как овдовевший в свои тридцать с маленьким хвостиком, потерявший престижную работу, превратившийся из утонченного юноши-поэта, интеллигентного мальчика-студента  в хилого небритого алкоголика, одетого в чужие вещи.  

Регине  Аркадьевне прямо в сердце ударила стрела старого запаха дешевой водки, отвратительного одеколона и привыкшего к униженным просьбам взгляда полупрозрачных глаз.

Тот снег, о котором писала Романова,

И чистый, и ласковый, падает днесь.

Мой зимний покой – с упованьями, планами…

Пора расставаться, прими мою лесть.

Ты был благонравный, ты бед не затеивал.

И праздник, и радость касались тебя.

И что-то нашептывал голос рассеянный

На тихом закате бездумного дня.

А все предвкушения, все ожидания

Не жизни, а сказки в пурпурных огнях –

О них ли воспомню в часы расставания?

Они не внушали ни жалость, ни страх.

А праздник – цветистый, игривый, невиданный –

Он будет еще. И не надобно мне

Печалить печаль неземными обидами –

Я жив, я свободен и счастлив вполне.

Восславим, Романова, чистый и радостный

Снежок, детвору и блаженство людей,

Писания наши и редкие празднества,

Домашний огонь, городских голубей.

И всякую чушь, что, конечно, обещана,

Конечно, весною, конечно же, тем,

Кто знает, что все неизменно изменчиво,

И пишет стихи, и целует детей.

10.01.1997

В.А.

Регина Аркадьевна поняла: или сейчас, или… Сейчас. И она не дрогнувшим голосом раз и навсегда простилась с молодостью. Она не позволила войти в свой мир, она точно поняла: именно так выглядит вечная молодость: без обязательств, без забот о детях, без планов на зрелость и старость, самая настоящая беззаботная молодость. Вот ты какая, оказывается. И Регина Аркадьевна закрыла калитку, повернулась спиной и ушла. Она долго сидела в кресле, слушая осенний дождь.

Лошадка по небу идет,

Копытца вверх задрав.

И грива в небесах плывет,

Теряясь среди трав.

А я стою под ней внизу

И думаю: кто прав?

Она роняет вдруг слезу

На левый мой рукав.

Ей грустно или тяжело

Ногами вверх идти?

Зрачков прозрачное стекло

Средь Млечного пути…

Она прошла, а я гляжу

В пустые небеса.

Ее следов не нахожу,

И высохла слеза.

7.03.1997

Регина Аркадьевна не собиралась делать из этого событие. Но не так просто жить в этом мире. Ее супруг срочно потребовался государству для военной службы, и она продолжила смиренно выращивать новое поколение, приближающее человечество к идеальному финалу. И за два года она не написала ничего, лишь одно четверостишье не давало ей покоя, лишая начисто желания браться за тетрадь.

Тесные дома объятия

Пусть разожмутся немножечко.

Вылей за шиворот платья

Радости чайную ложечку. 

Моя Зеленая лампа

Маленькая любимая настольная лампа, размером с ладонь, разбилась, когда такса Мура убегала от хозяйского гнева, шарахаясь между обоссанной кроватью, столом и так некстати упавшим стулом. Хозяйский гнев обратился просто в полную черноту, грозившую поглотить бессовестную собаку без остатка. Бережливость требовала оставить от сломанного предмета полезную в быту деталь, которой оказался длинный шнур с выключателем.

Четыре маленьких подушечки в наволочках из зеленого льна, обшитых ручную тесьмой, жили лет двенадцать, пока наволочки снова не отправились в стирку, а подушки… до них добрались однажды безымянные таксы, превратившие в горку из  синтипона и клочков обсосанных тряпочек предметы декора спальни. Милые зеленые наволочки легли бесполезным грузом в нижнем ящике шкафа.

Такса Хлоя не отличалась усидчивостью, ее все время тянуло на приключения. И в одном таком походе по мебели раскололся вдребезги светильник, выигранный когда-то на монопородной выставке. От него осталась ножка с патроном и дужка для плафона. Такса Хлоя медленно стекала с тумбочки, округлив совершенно застывшие от предчувствия беды глаза.

Подставки для карандашей, сделанные из нержавеющей проволоки мейд ин чина, однажды сильно пострадали от зубов молодого Толика, покусившегося на карандаши, уничтожившего их, и принявшегося уродовать произведение современных китайских мастеров. Изрядно подпорченный хенд мейд, тем не менее, продолжил свое существование как корявая мини-корзина для мусора на столе.

Циля, стократно такса, переплюнула всех, отодрав от стены выключатель и сожрав его пластиковую крышку. Скажем, крышку могла бы содрать и сожрать любая такса, но только Циле пришло в голову добраться до нее. Конечно, она запомнила этот подвиг на всю оставшуюся жизнь, с опаской поглядывая на любой выключатель.

Итак, в комнате наступила вечная ночь, мир спальни погрузился во мрак, но включился изворотливый мамин ум. Из ножек, шнуров, патронов и дужек была сооружена конструкция а ля лампа, плетеная корзиночка для карандашей превратилась в каркас для абажура из зеленой наволочки, собранной при помощи старой резинки для волос.

Конечно, выключатель на стене починили через три дня, но разве может что-то сравниться с изяществом новой настольной лампы в доме собачника со стажем? 

Голгофинянские дерьмодемоны

Я в принципе сомневаюсь, что были когда-то времена, где все единомышленники болели друг за друга. Болели и «дружно гнали недовольных» - разные вещи.  Но, как я считаю, с этим можно только примириться. В смысле – философски относиться к чужому и собственному желанию надрать кому-то зад.

Есть у тебя нужная степень наплевательского отношения – скажешь, что думаешь, и не будешь даже заморачиваться на том, кто и что тебе отвечает потом. Это не важно. 
Незаслуженно обидели? Ответь и продолжай жить, как жил дальше. Или сразу не обращай внимания, что не так уж сильно отличается, по сути. От темперамента зависит и от желания потратить время.

На земле миллиарды людей, каждому в душу не заглянешь, разбираться некогда, а терпеть выходки идиотов, и тем более переживать по этому поводу, – глупое занятие.

Делиться проблемами не надо не только на собачьих ресурсах. Можно подумать, в других человеческих коллективах не так. Довелось мне поработать в разных «скоплениях профессионалов», и точно могу сказать: везде одно и то же: душиловка за премии, отпуска, должности, повышения, кабинеты… (стулья, мониторы, степлеры с линейками), сплетни в таких коллективах – тоже обычное дело... Везде одно и то же. И собачники совсем не отличаются от других. Наивно ждать каких-то иных отношений. Даже наоборот. Пришел такой вот человек домой, поужинал и думает: «Пойду-ка отымею кого-нибудь. Потаскаю какую-нибудь сволочь за волосы, а то взял моду разводить собак с прямым плечом». И ни дай Бог что-то рассказать о личной жизни. Надо раз и навсегда приучить себя к тому, что личной жизни у тебя нет для окружающих.

Тут у каждого второго – черный пояс по разведению собак.  Что ни покажи – будет не то, не такое, не там купленное, не так выращенное, не туда поставленное, и проч. Так можно подумать, фотографии мы вешаем друг для друга. Особенно смешно, когда снова кто-то отфотошопит собу, и мы ее не узнаем потом живьем на выставке.

Ага, а то ж мы собак не видим и понятия не имеем, какие они на самом деле. А главное – и другие не видят, поэтому обязательно нужно кому-то третьему открыть глаза. И желательно – новичку. «Нет, ну ты посмотри, какая скотина? Опять повязал этого уродского кобеля! Никогда не вяжись с этим кобелем! А то и у тебя тоже будут такие вот щенки!» «Какие?» «А ты сам не видишь? Поверь, они – уроды!»

Какую бы жизнь собак ты ни показал, все равно будут спрашивать:  «А почему ты собаку три раза показал только с левого боку? А что у нее на правом боку? Болячка? Рана от укуса?» Если на фотографии дом – то он, обязательно, соседский, а не твой собственный, потому что все давно знают, что ты живешь в деревянном бараке. Если вдруг собаки сфотканы после возни в какой-то луже – это значит, что у тебя они содержатся по ноздри в говнище. Если по какой-то причине не все собаки попали в кадр,  то умерли/заболели/беременные. Выставилась собака – блин, кислород перекрыла, да и выиграла под купленным судьей. Не выставляется – болеет/умерла/плохо выглядит. Повесишь наивно фотку, где щенку глаз листик зеленый «подсветил»  – пол страны задумчиво рассуждает о голубом сколе. Не видят в клинике - наплевательски относишься к здоровью собак. А ни дай Бог засекут с собакой в ветринарке, таких диагнозов напридумывают, за голову схватишься.
Как ни поверни – все равно дурак.
И эти выводы кто делает? Случайные залетные граждане, любители собачек, или «монстры от разведения»? Я вас умоляю… какие сценки из жизни можно показать, чтоб не вызвать дискуссии в определенных кругах? Это делают и говорят взрослые люди, я бы даже сказала: взрослые тетки, солидные и благопристойные, из хороших семей и с вежливыми детьми, те самые, которые заводчики с большой «З».

Все эти разговоры – в пользу бедных. Они ни о чем. Ничего не поменяется, просто будет еще больше тем, где выскажется каждый о своем наболевшем, на этом и сказочке конец. Но поговорить, конечно, хочется. Время от времени накапливается и нахлобучивает.

Есть притча о камнях и трех мастерах. Один мастер владеет искусством ловко отбивать камни, второй мастер владеет искусством ловко уклоняться от камней, а третий живет так, что никто в него камни не кидает.
К сожалению, если у тебя есть собака, и ты имеешь отношение к выставкам, щенкам и вязкам – камни в тебя лететь будут в обязательном порядке, разного диаметра, и жить так, чтоб тебя никто не трогал – не получится. Или будешь отбивать камни, или ловко уклоняться. А желающих метнуть будет всегда в достатке. Поэтому спокойствие, только спокойствие. Не надо удивляться и переживать «за что???» Ни за что, а потому что у тебя есть собака.

Ни один начинающий заводчик обкакиванием чужих собак не занимается с первых шагов. И уж тем более – простой владелец. 
Мне было не понятно, как можно обидеть ни в чем не виноватую собаку? Ведь это хозяин у нее – дурак, собака ж ни при чем… Потом мое отношение к этому поменялось. Пока ты благопристойно молчишь, тебя и твоих собак уделывают по уши, и вроде, все кругом пушистые с классными собаками, а ты такой весь из себя ужасный с уродами в обнимку. И тот самый владелец, чью собаку ты благородно пожалел, с упоением вгрызается в зады твоих соб.

Очень многое зависит от того, в чьи «руки» новичок попадает и как быстро учится. Так, чтоб с места в карьер и на угаживание чужих собак - это большая редкость, это надо, чтоб сразу был подходящий «учитель», кто настроит и научит. И подходящий ученик. Кстати, чем больше сначала криков о любви и о «для себя», тем быстрее проходят метаморфозы.
Если лично обо мне: не испытываю никаких мук совести. Я не пришла «в породу» с мешком омна. Мне его «в породе» помогли насобирать. Так что, моим «учителям» грех теперь обижаться. Могу себе позволить щедро его раздавать обратно. Мне чужого не надо, я своего уже могу произвести вагон. И опять же, в этом я не одинока, думаю, многие смогут сказать: «когда надоело слушать о себе, я взяла и каааак…!»
Терпеть, молчать и копить в себе? А это сильно нужно: носить в себе чужое? Не проще ли сразу вернуть на место? Поговорим об элитном разведении по-взрослому, крошки. А то куда ж там, такие все пушистые, что аллергия на пух замучила.

Очень много голгофинянских дерьмодемонов вызывает к жизни отнюдь не конкуренция, а вечная борьба за покупателя. Крайне редко кто-то ходит на выставку ради выставки и оценки судьи. Что важно? Титул, место, понт, пузыри и вопли: «У меня купите, вона, стописят ЛППов! А там что? Парочка вонючих бестов под непородниками?» И как тогда ориентироваться? Да, опытным уже надо показывать собаку и ее родословную. А наивным чукотским покупателям – засветить фотки с бестов и ослепить глаз солнечным зайчиком «рояловского» кубка, раскритиковать конкурента и убедить, что покупаемая собака – просто сразу Чемпион Евразии, как минимум.

Вот странное дело. Одни, вроде бы, понимают эту кухню сразу, другие продолжают играть в подкидного дурака.
Питомник – это маленький семейный бизнес, просто люди зарабатывают на жизнь делом, от которого получают удовольствие. Это нормально.
А вот лицемерно орать, что «я на собаках не зарабатываю, я только трачу и плачу» - это бред. Собаки – это хобби только тогда, когда речь идет только о любви и, скажем, выставках, как способе провести выходной день. 

Я вот не понимаю, как можно утром выгулять 10-15 соб, закрыть их по клеткам и уйти на работу, чтоб заработать денег на содержание животных? Прийти с работы, выгулять соб, закрыть в клетках и заниматься обычными домашними делами или сидеть в интернете? Вот я в недоумении, о какой тогда дикой любви к собакам может идти разговор? Кто их видит, кто с ними занимается? Зачем тогда собаки в таком количестве? Ради любви, что ли? Но, опять же, каждый выбирает для себя. Никому не запрещено в этой жизни жить и выживать. Только вот врать не надо. Лучше молчать, чем бить себя пяткой в грудь про любовь и самопожертвование ради породы. Думаю, порода как-нибудь продержалась бы и без такого самопожертвования.

Постоянно, постоянно одни и те же грабли. Сначала проходишь этот круг почета по граблям сам, собирая плевки и издевки старших товарищей, потом за чашечкой кофе наблюдаешь хождение по граблям новичков. И периодически либо плюешься, либо замираешь от восторга в предвкушении: вот сейчас еще один шажочек, и - на-нац! – рукояткой в лобешник! Кааайф! Ваще отрыв. «А я ведь тебе говорила: не ходи туда!» И ржешь в голос. Слушаешь обиженных и терпишь их нападки только потому, что понимаешь: как только они сядут рядом  тобой с чашечкой кофе – тут и наступит взаимопонимание.

Одно и тоже… вот чего я не могу до сих пор понять: откуда у человека, ничего не добившегося, столько желания обучать? Ладо бы еще предостерегать.
Если у человека, рвущегося в обучатели, нет ничего, что бы могло вызвать хотя бы зависть, хорррошую такую махровую зависть (то есть, ни классных собак, ни классных титулов), то не стоит тратить свое время. Советы и само его, обучателя, существование не сможет как-то отразиться на успехе или чем-то еще, например, финансах. Практика показала: не отражается. Т.е., денег и опыта больше не становится, а зачем бы советы эти еще были нужны – не представляю даже. 

Сначала все друг с другом дружат, потом в соплях и обидах пишут о разрыве. О предательстве. Друзья – это те, кого по очереди можно то поливать, то целовать, то снова поливать? Или те, кто сначала поливает, а потом целует политое?
Лучше иногда терять мусор из карманов, не оглядываясь, чем все время смотреть под ноги, стараясь что-то найти, и видеть только пустые фантики, раздавленных улиток и кошачье омно. Еще смешнее, когда приходится дорожить даже этим. Это философия, конечно. Ну и психология немножко, а психология требует избавляться от кучи хлама, не тащить ее за собой. 
Есть те, кто все время должен дуть кому-то в попу, они не могут без этого продержаться на поверхности самостоятельно. А есть те, кто любит, чтоб его паруса все время надували. Действительно, на фоне таких личностей любой будет выглядеть грандиозно. Короля делает свита. Поэтому сначала анализируем свиту, потом делаем вывод: надо ли идти к этому королю.

Иногда  смотрю вперед и думаю: когда мне надоест заниматься собаками, останется куча ненужной мишуры… Как облезлых кубков на пыльной полке. Вечно жить я как-то не планирую, да и ползать с радикулитом под вольерами и перед судьями тоже. Всему свое время. Поэтому сейчас хочу жить в сое удовольствие. Потом будет поздно.

Я хочу сейчас сказать несколько хороших слов о «врагах». Их надо благодарить, иногда даже холить, лелеять. И «враг» должен быть на зависть. Хотя… на безптичье и опа соловей, конечно. Накопив определенную силу – искать и создавать новых. Потому что только «враги» двигают вперед прогресс. Если бы не они, друзья мои, вы все были бы всего лишь одиночными неудачниками, не знающими, как вам правильно распорядиться своим временем и возможностями, к своей неясной цели шли бы, как слепая лошадь, не разбирая дороги. 
Победив своих «врагов» и обогнав их, вы сами себе кажетесь более значимыми и могущественными. Вам не так страшно жить. Значит, пришло время искать новых. А старым объявить индульгенцию.

Главное точно знать: в какой момент гонка вооружений начинает истощать ваши финансовые и физические возможности. И не позволять себе заигрываться, или, тем более, начинать всю эту конкуренцию воспринимать слишком серьезно. Ну и очень важно не начинать своего «врага» бить руками прямо у ринга.

Не надо заниматься самообманом, все ошибки и неудачи очень радуют и будут радовать определенную группу лиц, поэтому не имеет смысла верить в то, что это когда-нибудь может закончиться мирно. Один призрачный шанс, что кто-то вспомнит, что он родился не ради того, чтоб гоняться за течными суками со своей собакой, критикуя всех остальных претендентов. Один призрачный шанс на то, что кто-то вспомнит, что в историю породы вписываются не те кобели, которые перетрахали всех страшненьких сук в зажопинске и заполонили детьми диваны, а те кобели, которые, побеждая на крупных рингах, давали еще и великолепное потомство на самых красивых суках. И еще одна иррациональная надежда, что понимая все это, от вашего любимого кобеля, наконец-то, отвяжутся. 

Никогда не обижайтесь, если ваших щенков называют нехорошими словами, во-первых, я очень мало знаю людей, которые чужие пометы не называют такими словами. А во-вторых, спокойно называйте так чужие пометы. Иначе придется проявлять несвойственные людям качества, которые формируются исключительно воспитанием и силой воли. Это как антураж для нашего хобби, без него никак. Я такие цитаты помню, что Барков со своим непотребством померкнет, просто.

А когда мне попадается человек, утверждающий, что он этого никогда не делает, он вызывает у меня восторг своей святостью, и хочется от него кусочки святых мощей отщипывать.

Рано или поздно перестанете быть чайниками, начнете так же за своих собак заступаться. Все со временем случается. Как только вы приходите на форум и начинаете показывать собак, как только приходите на выставки - спокойной жизни уже не ждите. 
И, получая потомство от своих собак, будьте готовы к тому, что владельцам этих ваших потомков будет "отливаться" каждое ваше слово или действие, каждый успех или поражение.
Не получится витать в розовых облаках все время. :) Ни у кого еще не вышло. :)

2012 год

Дарья, Марья, Акулина выступать пришли сюда

Какая-то древняя тоска о несоответствии жизни, которой хотел бы жить и которой жил, доводила деда до шкафчика с лекарством. Каждый раз дед, усевшись за кухонный стол, думал: все, вроде, есть. И даже есть желание где-то как-то подкрасить и подклеить, прибить и чуток переделать. Не часто, а по весне, как символ обновления. Когда зимним вечером накатывало на него ощущение тошнотворной пустоты существования, он садился рассуждать сам с собой, лениво крутя в пальцах простой карандаш над белым листом.

Ну вот что? Он не был фанатом излишества. Вещи должны быть добротными и долговечными, а покупка - праздником. Взять тот же стол. Страшно сказать, сколько ему лет, потому что этот стол он привез в квартиру эх… «тысяча девятьсот пятьдесят четвертый», написал прописью дед на листочке. И почерк деда выдавал его возраст. Так не писали ни дети, ни внуки. Этот почерк вырабатывался еще пером и чернильницей. И цифры не передавали этот долгий-долгий срок, что такое четыре цифры рядом с таким количеством букв? А между тем этот стол видел двадцать тысяч завтраков, столько же обедов и ужинов. Поцарапанная поверхность стола, скрытая за голубой в цветочек клеенкой. Запах влажной древесины и клеенки – как запах приближающейся супруги в халате, с тарелкой борща.

Дед автоматически потрогал пальцем острые края клеенки, протертой по углам стола. Расправил скатавшийся роликом заскорузлый край. Тысяча девятьсот пятьдесят четвертый. В этом году родилась у него дочь. Дед с трудом вспоминал, как это было, ничего не мог вспомнить из жизни своей, связанное с дочерью, вплоть до ее поступления в железнодорожный институт. Потому что тут она продолжила семейную традицию, это был повод гордиться собой, да. Он, супруга, старший сын и дочь. Все завязаны в одно целое. Семейная традиция. И даже зять был в тему, из того же института, потому и одобрен.

Дед слыл среди домашних человеком с легкой придурью, потому что любил сидеть в своем кресле, как на троне, в дальнем конце длинного зала. Или в нем же, но во главе длинного стола. Даже если гостей собиралось не много – стол раздвигался на всю длину, как в трапезной царя Гороха. Сидеть и вещать свои решения и мнения, которые следовало с умным видом выслушивать. А еще лучше – слушать отчеты и презрительно либо многозначительно покрякивать и хмыкать. Дед почитал какие-то традиции. Он не считал это самодурством.

И его совершенно не интересовала старшая внучка, которая слишком рано и неосмотрительно заявила, что плевать она хочет на контактную сеть и устройство электровозов. За что была отлучена от семьи, за что была предана анафеме «и за гробом не ходи!»

Дед сидел за кухонным столом и считал, что он прав. Настолько искренне считал, между прочим, что та самая внучка не только беспрекословно исполнила желание деда, но и, приходя к нему на могилу, не могла сдержать улыбку со словами: «Ну что, деда? Нравится тебе все это?» Никогда ее не любил. Змея, а не внучка. Не наша кровь.

Вечно смеется надо всем и курит на кухне, держа в руках чашку крепкого кофе, что обходилось деду не дешево. Никогда из нее не выйдет ничего путного. До сих пор не извинилась. Деда это немного злило, но не так, чтоб в душу внучки закралось бы хоть какое-то потустороннее чувство вины. А значит, все было вполне искренне и гармонично.

«Тысяча девятьсот пятьдесят четвертый» - это значилось и на могиле дочери, цифрами в дате рождения. Но дочка была далеко, на другом краю кладбища. С ней ничто не роднило, казалось бы, она сама лишь исполняла дочерний долг, и, развязавшись с ним, освободилась. По крайней мере, старшая внучка странно себя ведет. Хотя, помнит почерк деда, что дает ей повод философствовать о жизни. Она обожает до сих пор молочный кисель, который варили в доме деда. Но сама не варит и не заставите. Что-то должно оставаться далеко в ощущениях. Это как розы в пионерском лагере пахнут сосем не так, как розы в городе, не надо и пытаться сравнить или заменить.

Младшая оказалась мудрее, она и промолчала, и традицию продолжила, и в гости наведывается регулярно. По хозяйству помогает подкрасить, подчистить по весне. Наш человек. Разговоры о розах и киселе только наморщат ей лоб.

Дед продолжал смотреть в почти пустой лист бумаги. Захотелось индийского кофе с молоком и овального зажаристого сухарика с подгоревшей коркой.

А в канун Нового года дед вспомнил дни, когда все три внучки приезжали на каникулы, готовили самодеятельный концерт, и, усадив на диван бабушку с дедушкой, пели хором «Дарья любит наряжаться, Марья любит крепко спать, молодая Акулина любит в поле работаааать». Хорошо было.

Да, это было хорошо.  В «тысяча девятьсот восемьдесят первом», написал дед на листе…

Ах, какая красивая собака у вас!

Муж стил коб
 Отл пор соб.
 Стил соврем.
 Год, два эм.
 Хор разм форм
 Яйца норм.

 Зубы эн.
 Хот бы мен
 раст меж глаз.
 Пигм в окрас.
 Гол хор проп.
 Правил стоп.

 Губ чуть сыр.
 Чел масс сил.
 Уш пост корр.
 Отл объ мор.
 Ноздр хор шир.
 Пор морд выр.

 Хор лин гол.
 Оч выс хол.
 Прав лин спин,
 Ровн лин.
 Раст пояс.
 Прочн, прекрас.

 Прав пост хвост.
 Шерсть хор сост.
 Отл глуб грудь,
 Шир бы чуть.
 Объ кругл ребр
 Хор сист нер.

 Хор лин низ,
 Жив чуть вис.
 Конд излиш.
 Отл мыш.
 Хор тяж кост
 прав нес хвост.

 Сбалалансир.
 Тол задн сил
 Хор балланс
 Крепк связ.
 Пальцы в ком.
 З\к норм.

 Чуть скак сближ.
 Хор стаб движ.
 CAC BOB Best
 Group - 2 place.
 lovely day
 holiday

 Wow! I'm happy!

Кинологическая хиджама

…или вот, к примеру, хороший вопрос: почему одни люди стесняются каких-то проявлений себя, порой стыдятся, если не сдержали эмоции. Они думают: «Боже! Что теперь скажут люди!» Или испытывают комплексы на тему несовершенства своей натуры. А есть люди, которые не сильно на этом заморачиваются. И вот, опять же, если взять для примера маму, то она из тех, кто не особо парится. Ну бывает, что ей не ловко какое-то время. Но потом все быстро приходит в норму.

Вообще, мама довольно уравновешенный человек. На удивление так и есть, поскольку мама с юности усвоила основной принцип: не надо в себе ничего держать. Накрыло – выплесни. И живи себе дальше, как белая богиня. Из-за этого маму порой неверно понимают. Думают, что она эмоциональная. Да нет, эмоциональность в мамином понимании – это долгое жевание соплей по какому-нибудь поводу. Слезы, тревоги, «новопассит». Мама проще смотрит на мир. Она как бы говорит: «Вы чо там, не довольны, как я выражаю эмоции? А ну-ка, скажите мне об этом!» И «корвалол» в ее жизни выполняет роль маски. Иногда надо попридержать коней.

Ну, мама - она такая. Ее куда больше печалит не то, что люди к ней могут плохо отнестись, а то, что она до сих пор не может приучить себя хорошо относиться к людям. Нехорошо это. Кришна мамой не будет доволен.

…или вот, к примеру. Выставка в последние выходные ноября.  Не так далеко от дома, два часа туда, два обратно, и сколько там понадобится судье, чтоб выбрать самую красивую собачку на свой извращенный вкус…  Девять тысяч рублей – цена вопроса.

Все пошло не так. Кришна чесал пятку и думал: как бы ему снова показать маме, что надо любить людей? А маме хотелось просто отдохнуть. А не решать глобальные вопросы несовершенства своего внутреннего «я». Нет, собаки выполнили ожидаемое и оправдали возложенное. Тут к ним никаких претензий, даже наоборот. Тут даже есть повод намекнуть, за что именно мама собак любит больше, чем Кришну.

Судья показал дурновкусие, выбрав лучшей собакой грустное млекопитающее из глубины областной кинологии. Мама не удержалась. Мама съязвила, что к данному образцу стремиться будет довольно трудно. Громко съязвила. И Кришна такой: ага. А мама такая: девять тыщ. И пауза повисла между Кришной и мамой. И он шейные мышцы расслабляет, чтоб голову пониже опустить, а мама характерными движениями растягивает и согревает…

Но все идет не так. И мама понимает, что еще пять-десять минут и мир взорвется. Огромный японец херячил поочередно своими деревянными битами по вискам мамы, явно перепутав ее голову со своим гигантским барабаном. И один неудачный удар по поджелудоной лишил всякой надежды на шашлык и алкоголь. То есть, сегодня мама пролетела и мимо морального, и мимо физического удовольствия. И она  кинулась искать таблетки, чтоб отравить этого сволочного япошку, ей чудовищно захотелось не только с японцем разобраться, но и поймать муху и оборвать ей лапки. В качестве мухи очень неудачно подвернулась та самая млекопитающая грустная зверюшка, по недоразумению ставшая сегодня образцом стандарта в пункте «жили-жили и усрались».

Мама в выражениях не стеснялась. Темпераментные очхорики, которые, по ее мнению, теперь просто обязаны были начать срочно и многажды размножиться, спотыкались на ровном месте под ее тяжелым взглядом. Мама требовала продолжения темпераментных скачек по рингу собак без движений, с безобразной анатомией и не менее безобразной подготовкой к шоу.

Вопчем, люди-то что подумали про маму? Ясное дело, что они подумали. Да плевала на них мама, потому что сейчас ей в кайф было будоражить Кришну, мол, и чо ты мне сделаешь? Мол, вот и расскажи мне, как так получается? Где уважение, ваще, к демиургам? Видал, что красивым посчитали? И, заметь, я тут не при делах. Кто-то к прекрасному стремится. А ты меня воспитываешь. Продвигая этот ужас в массы. Что о тебе люди подумают, Кришна?

Три человека никак не могли успокоить разбушевавшуюся маму. Она стояла в бестах, не поднимая глаз от пола, чтоб никто не увидел, чем для них могут закончиться такие бесты. Она молчала, как партизан, чтоб все слова вынести из ринга и сказать их уже там. Доктор Лектор содрогнулся бы. Кришна не содрогался, Кришна размышлял. Он-то не дурак. Он-то от мамы такие оплеухи уже ловил.

Однако, во-первых, как только мама покинула нехорошее помещение, закинула в себя 350 граммов жареного мяса и пятьсот граммов пива, ее кулаки разжались, даже пепел пришлось сбивать, а не смотреть, как он сам слетает с трясущейся в пальцах сигареты. Во-вторых, как только мама произнесла «ну что же, крошки, прежде всего, это вам любоваться на своих членистоногих, это вам гоняться по городам и весям за лояльными судьями. А мне-то чо? Это Кришну благодарите. Он вам сегодня устроил праздник» , она улыбнулась этой картине мира, к ней пришел самый спокойный в мире сон.

…или вот, к примеру, решила мама тему не поднимать. Чего ее поднимать-то? Не бей лежачего, как говорится. Да и к тому же, сброс произошел оперативно. Счет мы только открыли, и если кто-то хочет посчитаться, то этим процессом будет руководить мамуля. Ну и Кришна, конечно. Но к чему все это?  

Раньше бы устыдилась мама и слов своих несправедливых, обидных. И желания немедленно сцедить стакан чьей-то крови, чтоб поправить баланс в организме, потрепанный на вставке. И даже попробовала бы себе сказать, мол, а чего ты хотела? Зачем забиваешь себе голову? Относись к этому проще. Мама искренне бы старалась улучшить карму: убедить себя, что на выставки она ходит исключительно ради кинологических целей, а не ради разрядки. А коли так, о какой можно лояльности говорить, тем более, с Кришной? Собссно, это всего лишь ипостась и восьмая аватара. Тоже мне, пятку он чешет еще… Хрен с бугра.

Так что, если углубиться, то все понятно становится. Будет маме стыдно, как же. Она нормально заплатила за шоу. Вы там того, с хиджамой уже определились? 

Абрикосовые косточки

Дождливым летним днем в маленьком доме за городом пил чай с абрикосовым вареньем среднего роста и пожилого возраста человек. Имя его никому особо было не интересно, да и сам он давно уже не слышал, чтоб это имя кто-то произносил, поскольку жил уединенно, дети и внуки обходились общим «дедушка», немногочисленные соседи удовлетворялись «здравствуйте». Хотя, одна простодушная пенсионерка была вознаграждена за общение и знала, что «дедушка» это Иван Иваныч.

Было у Иван Иваныча когда-то несколько приятелей: Семен Семеныч, Василь Василич, Николай Николаич. Из всех ему оставлен Богом был лишь Семен Семеныч.

Василь Василич помер третьего дня, скоропостижно и неожиданно для всех. Дурацкая, конечно, вышла с ним история. Но человек он был неплохой, хоть очень скрытный, как оказалось. На похоронах Василь Василича он и встретился с Семен Семенычем, который напросился в гости. Как раз этим вечером и ждал его хозяин маленького домика.

Допив чай, Иван Иваныч тщательно накрыл целлофановым пакетом вазочку с вареньем, вымыл большую, с голубой птицей, чашку, задумался. Что от него нужно Семен Семенычу? По давнему знакомству с ним он помнил, что приятель купил домик с садом, живет как раз неподалеку от вокзала, три остановки, откуда на электричке иногда выезжает порыбачить. И даже приглашал пару раз.

Серый «Самсунг» на холодильнике подбрасывал течению мыслей Иван Иваныча зрительные и молчаливые образы. Украина. Хохлы. Халявщики. Жизнь не слишком измотала Семен Семеныча, этого старого лентяя, которому всегда было лень лишний раз взять шабашку. Хотя руки у мужика золотые, мог бы до сих пор столяром подрабатывать к пенсии. Нет же, ему куда как проще винить во всем правительство, которое положило ему маленькую пенсию. То ли дело был Василь Василич, до последнего имел копейку неплохую, бабу с ребенком содержал, да как выяснилось, не только ее. И накопил себе на безбедную старость. Хм. Не дожил.

Иван Иваныч понял, что начинает расстраиваться, выключил телевизор, поставил на плиту кастрюлю. Четыре часа. Подумав немного, Иван Иваныч открыл холодильник и достал начатую бутылку коньяка. Дождь, хохлы и минувшие похороны высказались за то, что надо поправить давление.

Хоть жил Иван Иваны один, а до сих пор не оставил привычку, заведенную еще женой, держать всю хорошую посуду на виду, в серванте. Сервант Ивана Иваныча был некогда гордостью его супруги, смыслом ее активной жизни и местом, куда осколки зарплаты отправлялись в виде хрустальной посуды и фарфоровых тарелок. Открыв стеклянные дверцы, Иван Иваныч ненадолго задумался. Ряды бокалов и фужеров. Да, знатная вышла ссора тогда. Вон они, стоят, голубчики. Те самые бокалы, которые были необходимы ко дню ее рождения, потому что она купила красное молдавское, и те фужеры, что были, не подходили для сервировки. Да. Теперь он знает, в чем разница. У нее были фужеры, но не было бокалов. Поддавшись плохому настроению, Иван Иваныч взял в руку именно один из них. «Да, да, давай, расскажи мне теперь, что коньяк надо пить из других. Нет у нас для коньяка, вот пойду искать!»

На кухню Иван Иваныч пришел с полностью расшатанным мироощущением. Вымыл в горячей воде пыльную емкость, тщательно протер полотенцем капли. Несколько шоколадных конфет, припрятанных для внуков, сгодились сейчас Иван Иванычу, как никогда. Выпив залпом, закинув в рот конфету, как какой-то огурец, сердито включил телевизор со словами: «Ну и что у нас? Опять шоу?» Убрав громкость почти до нуля, Иван Иваныч принялся чистить картошку. Теплая вода, барабанящая в железную раковину, картошечка и коньяк с конфетами, взявшись за руки, окружили Иван Иваныча, не подпуская к нему больше враждебных хохлов, дождь и похороны. И ни за что на свете не променяет Иван Иваныч старые советские часы с боем на таймер микроволновки. Ее дело пищать, когда она больше не нужна, а дело часов оповещать человека о течении его времени, не давая покоя ни днем, ни ночью. Иван Иваныч это очень ценил. Часы пробили пять. Иван Иваныч накрыл картошку полотенцем и взял в руки мобильный. «Еду, еду!»

Первый же взгляд на Семен Семеныча  убедил хозяина, что он не зря подстраховался хорошей закуской. Разговор будет долгим. Звякнули явными гостинцами пакеты гостя.

Семен Семеныч снял в коридоре кепку, обнажив абсолютную лысину легкого абрикосового оттенка в абрикосовую веснушку. Взглянув мельком на пол, смело шагнул новыми носками по направлению к залу. «Или на кухне?» Еще раз оценив ситуацию и убедившись в своей правоте, Иван Иваныч буркнул: «На кухне». Там на стол тут же явился коньяк, в другой бутылке, но судя по виду, родной брат того, что был у Иван Иваныча. Выкатился лимон, и с деревянным звуком врезалась в столешницу колбаса.  Дальше из пакета вынырнула банка варенья, банка огурцов и фирменное блюдо жены – перцы, фаршированные капустой. «Будешь, как на Гавайях, все свое, с огорода» - и на шею Иван Иванычу повесили две связки сушеных яблок.

Остановка немного разрядилась, когда Иван Иваныч сразу налил по стаканам коньяк и выпил без тостов. Иван Иваныч между тем раскидал по тарелкам картошку, достал из микроволновки домашние котлеты и, чтоб окончательно пустить приятелю пыль в глаза, достал мисочку соленых грибочков. Жест был по достоинству оценен Семен Семенычем, поскольку на столе счет по домашней еде уравнялся.

Ну, рассказывай.

А дело было в том, что покойный Василь Василич создал Семен Семенычу большую проблему. Незадолго до смерти он занял у Василь Василича кругленькую сумму. А в связи с выясненными обстоятельствами, Семен Семеныч не знает, как эти деньги возвращать. Ну, это, как бы, не вся беда. Деньги-то он занимал на катер. Деньги есть, а катер еще не куплен. Как быть? Отдать сейчас или купить катер и потом возвращать, как договаривались? Вот надо это дело рассудить…

Часы пробили одиннадцать, Семен Семеныч мчался на такси к жене, приготовившись вновь расстаться с мечтой.

Иван Иваныч домывал посуду, и думал о том, что люди, по сути, похожи на абрикосы. Пока они молодые, косточку внутри не видно. Все зеленое, кислое и колючее. Затем, вроде как уже сгодится на что, да хоть на компот, но надо приложить усилие, чтоб сорвать да почистить. А вот когда абрикоска созрела, уже видно нутро, уже снаружи все аппетитно – косточка готова, вот тут и начинаются у абрикосы всякие страхи. А ну как прилетит скворец? Или гусеница? Градом собьет или ветром? Или вот садовник решит насушить? И висит абрикоска, мучается. Жила, зрела, соков набиралась, нутро растила. И ведь знает, что впереди ее ждет стать деревом. Хотя, бабка надвое сказала, не все в это верят, особо те, кто горазд рассуждать о всяких вероятностях, мол, надо еще упасть в чернозем, а не в лужу на асфальте. И висит она, зная заведомо, что вмазаться ей задом в землю, да так, что косточка пулей вылетит, осы налетят. А к следующему году следа не останется от нее. Или вот Семен Семеныч, к примеру. О чем его печаль? Казалось бы, надави на него сейчас хорошенько, и косточка вон из него. Готов голубчик. Но переживает о деньгах, о катере…  И ведь что интересно. Дай ему одно, тут же о другом мечтать начинает. В лепешку разбиться готов, лишь бы по его было.

Иван Иваныч тряхнул головой, вытер стол, снова открыл шкафчик и достал заначку: двестиписят «Московского».  Задумчиво разглядывая свою кухню, нашел, что не понесет бокалы в сервант. Ни к чему ему беготня по чужим привычкам. Пора свои заводить. «Московский» отогнал от Иван Иваныча воспоминания об абрикосовой голове Семен Семеныча, и настоятельно попросился к дивану под плед. Сопротивляться ему было бесполезно, и Иван Иваныч выключил свет на кухне.

Утюг «Мулинекс»

Из прошлой жизни с ней остался утюг «Мулинекс», который она купила в 1995 году на деньги, выплаченные государством за рождение ребенка. Но государству надо отдать должное: мама купила тогда еще и овощерезку, которой уже нет. Утюг служит маме напоминанием о том времени, когда глажка пеленок доставляла ей некое удовольствие: модный утюг и младенец в поглаженных распашонках. Что-то типа «счастье есть» и «в будущем все будет ок». Короче, не утюг, а хрустальный шар для медитации и заглядывания в прошлое.

И парочка вазочек, и те самые два чайных сервиза, которые ей дарили на свадьбу. Они так и кочуют из подвала в гараж. Потому что в мамином понимании сервиз – это гости, а гостей она продолжает опасаться, как и раньше. Но не теряет с ними контакта. То есть, где-то у мамы есть приятели и чайные сервизы.

От остального мама избавилась с присущей только ей жестокостью. То есть, в буквальном смысле, мама вынесла на свалку годы жизни нескольких поколений, хранящихся в баночках от монпансье и фотоальбомах. Мама выбрала десятка три фотографий, которые ей о чем-то говорят и которые о чем-то скажут ее детям, остальное она снова положила в железную бочку и подожгла. Покойные безымянные родственники из разных городов страны обрели, наконец, настоящий покой.

На сей раз это был не дым иллюзий. Это был ритуальный костер человека, готового в любой момент словить головой кирпич и не печалиться о том, что детям придется годами разгребать за мамой хлам ее жизни. Выйти из дома и уехать, приехать, и увидеть все те же пустые чистые комнаты даже без обоев на стенах.

И огня в глазах не было. Осталось еще кое-что, потому что отсутствие гармонии грозило новым хламом в доме.

Муж маму десять лет интересовал, как сексуальный объект, а потом еще десять лет как человек, способный заняться обклеиванием стен, а раз этого не случилось, то тогда до свидания муж. Украшать своей тенью мамин гипсокартон совсем не обязательно. Ей хочется чего-то в цветочек.

И даже слезы не навернулиь.

Ни огня, ни воды.

Мама порылась в старых винчестерах и флешках, перед тем как выкинуть, нашла несколько своих старых рассказов. Перечитала. Странное дело. Где она прошагала перекресток с надписью: «Налево пойдешь – смысл найдешь. Направо пойдешь – смысл потеряешь Прямо пойдешь – все поменяешь»? Смысла мама не нашла. Но и потеряла еще не весь. В какой момент, верная себе, мама перла вперед, как долбаный локомотив, не видя преград, к какой-то несформулированной Богом цели? Боженька подавал ток на матушкин пантограф, и она перла, не задавая вопросов.

Как-то раз зашла беседа о цели жизни. Ну и то… Мама не верующая. Мама христианка. То бишь, она крещена, носит крест, празднует некоторые праздники, восхищается и ценит христианские традиции и ценности Руси, старается не быть чмом, знать религиозную культуру и искусство. Ну и жить более менее по программе, предписанной заповедями. Раз уж воспитатели и учителя в ее жизни кончились, так вышло, что и родители кончились, а где-то дальше искать опору и подсказку следует, мама для себя определила роль церкви и религии как своеобразный дом с воспитателями для взрослых. Типа, уперся в моральную проблему – есть куда пойти за советом и помощью. Нужно взрослому человеку пожаловаться, покаяться, поплакать о себе, попросить прощения и быть прощенным – есть куда пойти. Нуачо, если так и есть? А куда еще?

Только никак до мамы не доходит необходимость жить так, чтоб попасть в Рай, чтоб жить там. Не зная дальнейшей цели. Поскольку если там тоже есть цель, то ее придется добиваться, проходя кучу этапов и трудных испытаний. И тогда никакой это не Рай. Тут хоть уже немного все понятно, а там заново извольте понимать. И, что хуже всего, там тоже будет институт для прощения взрослых за их ошибки. Значит, тоже будут потери, неверные решения, трагедии, разочарования и страдания.

Вопчем, сильно полюбляет мама иногда зажечь свечку, посмотреть на лицо человека, пахавшего на благо людей, бывшего распятым этими же людьми, затем прославленным ими же. Потом уносит маму к воспоминаниям о других людях, которые жили, трудились. В нищете умерли или были забыты, а потом про них сняли «Серебрный шар» с грустным ведущим. Потом так же умрет и ведущий. А потом и мы.

То есть, в данном контексте смотрит мама на все это как на пирамиду, где чем ты круче помог, тем суровее тебя убили и тем сильнее потом помнят. По данной классификации мама занимает нижний ярус потенциальных покойничков.

Это ее устраивает вполне. Она успокаивается. Правда и крестик на шее воспринимается ею как напоминание о человеческой неблагодарности. «Сделал добро – кидай его в воду».
Человеческой благодарности не наблюдается нигде. Поэтому надо успеть сделать для себя две вещи: во-первых, не драть нервы от обид на людей, чтоб нормально все закончить ТУТ. Во-вторых, закаляться по-максимуму, чтоб быть готовым пахать ТАМ.

Но, если честно, уже не сильно хочется. И какой там «закаляться». На лицо усталость металла. Не то чтоб локомотив сломался. Скорее техника морально устарела. Все вместе, короче.

Люди вон, утюги делают, которые по 20 лет работают и не капризничают. А ты, неблагодарная, ни разу спасибо людям не сказала.

Хрен с вами. В общем, к переходу мама подготовилась. Осталось определиться: куда идем? И снова поднять пантограф к проводам. Поехали дальше. 

Мама не сдается

У мамы взрослые дети, да и мама уже не та. Десять лет назад она стремилась. Появилось модное слово «социопат». Она его попробовала на вкус, поиграла с понятиями и решила, что это ей не сильно подходит. Какой, к черту, социопат? Мама классический мужененавистник (не путать с феминистками и лесбиянками) и она не нарушает никаких законов общества. Просто ей давно все понятно с обществом и оно маму не заводит. Свою личную историю она поддерживает на ФБ. Не на «Одноклассниках», поскольку само это слово вызывает у нее ужас, изжогу и ощущение опасности набегающих с объятиями пузатых людей. Или того хуже: людей, которые маму нашли, а что с ней делать дальше – не знают. Бррр…

Живые люди, по ее понятиям, должны быть приятны во всех отношениях. Ни с какими тараканами друзей мама не желает уживаться.

Внезапное столкновение в реальной жизни с близкой подругой с двадцатилетним стажем отношений закончилось несимпатичным крахом. Поэтому орда одноклассников и последующий фейерверк разрывов маму не завораживает.

Ценность дружбы заключена не в блестящей личности друга, не в антураже «дружения», но в способности оказывать влияние. Какое на маму можно казать влияние? Она так давно умеет сказать слово «нет» и так давно привыкла, что взрослые люди говорят один раз и делают один раз сами, без постоянных намеков и подталкиваний в спину, что любое сопротивление этим маминым понятиям вызывает отторжение.

Бац! Минус еще один друг. Даже десять лет назад это еще как-то шевелилось в маминой душе. Но сейчас мама хорошо знает разницу между «неприятно лишаться» и «приятно выкинуть». И ее девиз: «Главное – не напрягаться!»

А тут вот вам, получите. Пришла мама на выставку собак, в правой руке бокс, в боксе покрывало. В левой руке три собаки, на спине рюкзак с пудрой. Притулилась с краю, лепит на грудь номер правой рукой, левой рукой листает каталог с конкурентами, и тут сзади: «Привет! Какая встреча!».

Две секунды мама в ужасе не оборачивалась. Встреча. Это отвратительное слово. Это неожиданность, которая может привести к последствиям. Скорее всего – неприятным. Потому что мама знает: приятные последствия себе организовать может только она сама. У остальных это не получается. Любой человек приносит с собой проблему.

Ага. Мама оглянулась, успев натянуть маску удивления, готового стать приятным. Итить вашу... Одноклассник. И еще того хуже – с собакой. Шнауцер. Крупный, толстый, не очень хорошо подготовленный, нервный, видимо, в первый раз. Кобель. Нервный, крупный, хреново приготовленный жирный юниор. Вот они, неприятности, начались уже.

Сколько зим, какими судьбами… Откуда собака? Ясно, что купил. Когда сам разводишь, такое на выставки уже не водишь.  А у него еще и гордость в глазах. Черт. Вы еще не выставлялись? А, у вас монка даже. Это не вопрос, это констатация. Иначе откуда на лице радость? Хороший ли шнауцер? Откуда я знаю, я в них не разбираюсь. Но так на вид – красавчик. Слушай. Так классно тебя увидеть, без обид. Мне собак готовить, давай после рингов? Я тут стою, да. Удачи, удачи. Выиграешь – с тебя шампанское. Да. Давай, увидимся. Ты будешь расстроен, проиграешь, обидишься на всех, и уйдешь быстро, не прощаясь. Фух. Бац! Минус еще один. Надо куда-то в другое место встать.

Любой человек, как мама знает – отражение его собаки. «Скажи мне, кто той друг, и я скажу, кто ты» мама переделала в «Покажи свою собаку и расскажи о ней. Я все о тебе узнаю». Даже не надо ничего рисовать для психологического теста.

Толстый крупный, не слишком породный шнауцер, нервный и плохо подготовленный пришел показать себя людям. 

Не-сме-шно.

Вечная неопределенность

Дама неопределенного возраста, из тех, что любят говорить о нем «тридцать с хвостиком», резала на кухне лук. Обладая поразительным свойством – не ронять при этом слез, дама боялась только порезать палец слишком уж острым ножом. Вчера, как дура, два часа ходила по базару, таскала с собой кило железа в бутылке из-под минералки, ждала этого алкоголика – точильщика. Эпизод прошедшего дня злил тем сильнее, чем дальше пускалась дама в воспоминания тела, тащившего килограммы овощей, ножей, самое себя. Недамское занятие, но «нету в доме мужика». И никогда не было. Сухие глаза зло сощурились, рука крепко сжала рукоять мачете.. но лук закончился, нож брошен у доски. Готовые намасленные сковородки ждали своей порции горечи. «Зажарка для тефтелей, зажарка для супа».

Престарелые родители смотрели «Поле чудес», это счастье пенсионеров, молчаливо переглядывались, улыбались и кивали головами, как два маленьких стареньких китайца, принюхивались к запахам на кухне. Их внук был озабочен иными проблемами, его разрывали на части любовь и выпускные экзамены в школе. Поэтому он сидел в своей комнате, отчаянно сражаясь с виртуальными монстрами. Запах жареного лука будоражил его внутренности, приготовившиеся вот-вот почуять аромат, вкус и силу мяса.

Зашла на чашку кофе соседка, подруга дамы. Замужняя, потому никогда не упускавшая случая позавидовать даме вслух ее свободе и покою.

Дама, закончивши вышагивать очередной километр между плитой, столом и раковиной, сочла, что экспозиция готова, все на своих местах. Она проверила свои ощущения и эмоции. Родителей она любила и уважала их старость, в сыне души не чаяла, подруга – свободные уши. И это все, больше сказать нечего.

На носу Восьмое марта. Опять придет Василь Василич, подарит подарков и денег. Последнее время он стал несколько скуп. «Помогите кенгуру, потому что по утру кенгуру в своем кармане обнаружила дыру…» Такая самоирония не пришлась даме по душе. «Скотина!» - мысленно послала она флюид Василь Василичу. Пару – тройку месяцев назад этот стареющий ловелас (ха-ха, ловеласистее видели) нашел себе молодую подругу. Алчную девку, которой нужна его квартира и деньги. Его мать всю жизнь этого боялась, царство ей небесное, никого в дом не пускала, всех невест отсылала. Я-то помню, как она меня честила лет двадцать назад. И вышло, что ни вашим, ни нашим. И я не жена Василь Василича, и маман его в земле, и сын мой от случайного попутчика, и квартира его, хоть я не живу там, сыну достанется моему.

Подруга скрыла «везет же… некоторым» за «ты заслужила это, дорогая». Дама открыла крышку кастрюли с фрикадельками, пустив облако пара под громкое «Приз в студию!»

Василь Василич теперь мыслит жениться, обзавестись детишками при молодой жене. «Тоже мне, Олег Табаков!» - и второй флюид уплыл в заданном направлении. Правда, Василь Василич честно сказал нахалке, что у него есть я, и нас с ним связывают некие обязательства, ну ты понимаешь, о чем я.

Подруга не понимала, поскольку дама в свое время напустила такого туману, что было не ясно, то ли ее кавалер болен неизлечимо, и дама обещала ему предсмертный стакан воды, то ли она жизнь ему спасла, то ли он сделал ей что-то тако-о-ое, за что виноват по гроб жизни и вину свою искупает. Но подруга любила быть понимающей и кивающей, смолчала.

Василь Василич – романтик, он забыл, что он такое в действительности, он грезит, дурит молоденькой девочке голову. Хотя я думаю, она не так проста, я уверена, что этот стервятник только и ждет, чего доброго, она начнет ему стирать и готовить, я-то, ты знаешь, держу его в строгости. Раз я не жена – сам, все сам. И так и было все последние пятнадцать лет! И тут – здрасьте! Он себе вещи новые покупает, сотовый приобрел, привесил к пузу…Улыбается так нежно, задумчиво… Может, ему перцу в трусы насыпать, как думаешь?

Подруга отрицательно помотала головой, этот трюк они однажды проделали. Бедный Василь Василич чуть не отравился трихополом, уверенный, что его заразила новая любовь. Тогда, старыми деньгами, он миллионов сорок успел потратить. Все дарил той стерве подарки. А на этот раз как?

Дама пустилась в инсинуации, сравнивая приличную стоимость прошлогодних новогодних подарков и вежливую скромность нынешних. Ну, плюс, старый Новый год, День святого Валентина, тысяч десять – пятнадцать…. «Старый козел!» - неслось в вечернем эфире.

Подруга отправилась кормить семью и мужа, который за всю жизнь не подарил ничего, что стоило бы больше конфетницы, даже обручальные кольца заказывали ювелиру отлить из коронок ее, ныне покойного, отца. Поэтому сегодня яичница – глазунья глядела на соседского мужа вызывающе, нервно подрагивая подгоревшими краями и пугая подпечеными бельмами.

Василь Василич сидел в темном зале кинотеатра и смотрел фильм второй раз. Когда он приходил сюда с дамой, фильм показался ему хорошим, приятным и успокаивающим. Теперь же, когда рядом находилась молодая, замысел режиссера стал более понятен, некоторые, ускользнувшие ранее, детали придали истории новые оттенки. Фильм оказался жизнеутверждающим, оптимистичным, но несколько тревожащим. «Штирлиц любил приходить сюда…смотреть этот фильм». Двусмысленная ситуация поднимала со дна души какие-то вещества, которые заставляли кровь то кипеть, то замерзать, они осели там, казалось, навсегда еще со времен студенческих. Хотелось определенных и размеренных будней, свободы просыпаться в воскресенье в полдень и пинать пивные банки по кухне. Сходить к друзьям, перекинуться в картишки, поплевать в потолок. Хотелось, чтоб была Дама сердца… «Тоже мне, Петрарка!!!»  Это уже четвертый посыл, и не надоест же! Василь Василич повернулся спиной к прошлому и попытался обозреть будущее. Молодая была честна. Она так и сказала, что мечтает о семье, детях, общих планах на жизнь. И что Василь Васильич устраивает ее во всех отношениях… даже как любовник… Даная возлежала на перинах, но смотрела и протягивала белую руку не куда-то в сторону, а к Василь Василичу непосредственно. От нескромных воспоминаний он зажмурился, как кот. Белые бедра запретным и маняшим островом светились в темноте его спальни. Но тогда это уже не Дама сердца, это обязанность, где уж тут заспанный полдень?

К нему протянулись две руки: одна держала стакан воды, была суха и определенна. У запястья на ниточке болталась на ветру табличка, на которой черными буквами было написано: «Всегда». Другая рука, белая, как снег, унизанная золотыми тонкими браслетами, пухлая, как у индийской танцовщицы, держала веер из карт. На картах было красным и неразборчиво написано, что Василь Василич истолковал, как «много чего, но до поры до времени». Руки тянулись к самому носу Василь Василича, и от одной пахло кладбищенской неизбежностью, а слишком пряный аромат другой руки вызывал неизбывную головную боль.

Василь Василич посадил молодую в такси, отправил домой, а сам вернулся в холостяцкую квартиру. Было уже заполночь, сон не шел, обладательницы рук, зная о существовании друг друга, поставили перед ним ультиматумы: делай выбор.

Делать выбор Василь Василич не любил. Этим всегда занималась его мама. И до сегодняшнего дня ему удачно удавалось избегать. Тогда Василь Василич резонно решил, что не будет делать выбор, а пустит по течению самого себя, куда волной прибьет. Чей берег окажется менее крут, тот его и примет. С некоторых пор он стал думать о себе лучше, взбодрился, походка стала более упругой и молодеческой, будто крылатые сандалии несли его или будто шпоры позванивали при каждом шаге… «Старый петух!» - и стакан воды плеснул в лицо Василь Василича предсмертную дозу раньше времени. «Ковбой Мальборо, блин!» … «А вот это уже что-то новенькое», - смутился Василь Василич.

Молодая впервые почувствовала рядом с ним скуку, сидя в кинотеатре сегодня. Каждая встреча заканчивалась в «долбучем сураунде». Столько фильмов она не смотрела даже в детстве, когда папа водил ее на детский утренний сеанс… А он еще говорит: «Понимаешь, любимая, я не могу ее бросить, у нас не те отношения». Она что, инвалид? Оглохла в кино? Блин, ну и встряла я. Если б не проблемы дома, то на кой черт мне этот инфантильный дядя, у которого из-за одного плеча выглядывает мамаша, а из-за другого – престарелая любовница? Все у него ни два, ни полтора. И квартира – так себе, и любовник он, прямо скажем…Да и деньги не такие уж и великие, не ради денег. Выйти бы замуж спокойно, родить лялю, а потом видно будет. Появится у него третья, а он ей скажет: «Понимаешь, любимая, я не могу ту бросить, у нас не те отношения, а эту – я отец ее ребенка. Но ты не горюй, я и к тебе найду, чем навек прилипнуть!»

До Василь Василича донесся смех, интонацию которого он не смог распознать.

Рано утром, седьмого марта, в квартиру Василь Василича вошла дама. Все делалось по одобренному подругой плану. В квартире дамы сломалась самая нужная часть сантехники, можно она поживет у него пару дней с сыном, а то ведь сам понимаешь, праздники, ни одного слесаря трезвого аж до десятого числа. Василь Василич все правильно понял и поселил даму с сыном. Она, оправдываясь тем, что мальчику надо хорошо питаться, кинулась к плите утром, а вечером привезла в дом кучу белья постирать, а за одно, уж так и быть, белье Василь Василича тоже было постирано. Дама нашла сотовый, переписала себе номер телефона охотницы за чужими кошельками. А пригодится, спрятала зарядное от сотового в самый темный угол, так что бедный хозяин почти утратил связь с молодой. С утра до ночи она таскала его по магазинам, рынкам, кинотеатрам, чтоб подальше от телефона. Заводила к себе в дом проверить, не починился ли унитаз, показала Василь Василичу реальный трагизм ситуации: «Бедные родители к соседям бегают!» Родители смотрели это новое шоу глазами маленьких запуганных китайцев и кивали головами.

Настал день Восьмого марта. День страшного суда для мужчин, у которых несколько любимых и единственных. Затасканный по магазинам Василь Василич не успел купить подарок даме, но у него был подарок для молодой. Дама же жадно вглядывалась в основание вазы с тюльпанами, где она привыкла пятнадцать раз находить коробочки и прочие милые сердцу вещицы. На этот раз там красовался кулечек с чем-то, что напоминало чашку. В груди дамы застучало обиженное сердце: неужели это все? Такого скотства она не ожидала.  Эфир наполнился флюидами, а дама между тем ласково просила показать ей, что в кулечке. Это была,  действительно, чашка, причем одна из чайной пары, такими чайными парами полны посудные магазины, и дама распознала ее. «А вторая у тебя останется?» - томно и с надеждой от дамы к Василь Василичу. «Какая – вторая?» - от него к даме, - «Ты в чашку посмотри!» В чашке лежала коробочка. Ну наконец-то! Хрен с ней, с парой. Итак, коробочка, в коробочке золотое колечко с камушком… Девичье колечко, листики – цветочки. И маленького размера, даме на мизинец. А ведь Василь Василич уже восемь колец дарил, знал размер!!! Дама смотрела на колечко, но не снимала его с пальца… неизвестно ведь, что за камень, надо к ювелиру сходить, а то вдруг феонит? И дама плюхнула Василь Василичу праздничное пюре в тарелку.

Настал день Восьмого марта. День страшного суда для мужчин, у которых несколько любимых и единственных. Василь Василич поставил у вазы с мимозой кулечек. Только было это одиннадцатого, когда сантехники протрезвели. Молодая сказала «спасибо» и убрала кулечек в сумку, не разворачивая. Она увидела, что там чашка от чайной пары, силуэт был знаком, дома у нее были такие. Молодая спокойно разделила трапезу с Василь Василичем, на кухне тайком убедилась, что второй чашки там нет. «Ну и жопа!» - донеслось до сознания Василь Василича, но он опять ничего не понял и не отнес на свой счет. «Какая елка, такие и подарки». Под сим критическим углом зрения хрустальная ваза превратилась в граненое стекло, а мимоза скоропостижно скукожилась.

Василь Василичу стали сниться дурные сны. Он читал лекции в огромной аудитории, заполненной молодыми беременными от него студентками. Он тщился купить чайную пару, но давали одну чашку в руки, как при Горбачеве. Он склеивал треснувший пополам унитаз, боясь надвигающейся неизбежной кары. Он клеил его, потом садился, клей не выдерживал, жестоко порезавшись, Василь Василич слышал голос: «Ну и жопа!»…. Окончательно измучившись, мокрый, как мышь, с пересохшим горлом он просыпался один, просил пить, но сухая рука с биркой «Всегда» крутила ему фиги…. И тогда он окончательно просыпался в объятиях нежных белых рук, которые он не мог расцепить и укрыться от пряного запаха… кричал и просыпался насовсем.

Дама играла в ладушки с подругой, похваляясь новым колечком с бриллиантом, которое Василь Василич подарил специально на мизинец, потому что для всех других пальцев у нее есть украшения. Ах, какой он романтик! Листики-цветочки! И это в его-то возрасте! В голове соседки зрела новая глазунья для мужа.

Молодая рассказывала молодому о придурковатом предшественнике, которого она бросила буквально на днях. Он не может …От молодого ей ничего вообще не надо, ибо на роль отца он не годен, столько пива в день пить! Да и молодые нынче не склонны содержать собственных детей.

Дама не простила кольца с феонитом, закатила сцену, Василь Василич тут же исправил положение, признавшись, что да, действительно, это кольцо предназначалось молодой, о чувствах к которой говорит фальшивый бриллиант. Дама все простила в обмен на обещание доказать силу любви к ней. И Василь Василич пообещал.

Молодая позвонила и, рассказав все, что она знает про инфальтильность и неполноценность, поблагодарила за приличную сумму денег, которая была обнаружена в виде зеленых бумажек в чашке.

Дама углубилась в подготовку сына к экзаменам. Старая, надежная  телега громыхала, скрипела колесами и подпрыгивала на ухабах.

Молодая защитила диплом. Новенький мотор авто зло рычал на лихих поворотах.

Эх, Василь Василич! Старый, проверенный временем дурак.