Он шел по улице среди невысоких частных домов. По улице с асфальтом, уложенным больше десяти
лет назад. Она гордо именовалась «проспектом», хотя узкие тротуары по бокам
проезжей дороги в четыре полосы никак не располагали к прогулкам, а дорога не
имела даже намека на грандиозность.
Проспект тянулся остановок двадцать, начинаясь от невзрачной
площади с невнятным названием Страна Советов, которую не удостоили даже
гипсовой головой какого-нибудь деятеля. Тридцать лет назад там вяло трепыхались
на ветру какие-то флаги. От них остались ржавые трубы флагштоков. Собственно, вот
и вся достопримечательность. Оттуда и
брал начало проспект. Ах да. Там всегда прорывало трубы, и почти круглогодично
текущая вода оживляла урбанистический пейзаж окраины города. Сейчас, конечно,
это была уже далеко не окраина с пятачком, окруженным железнодорожным полотном
и заводом железобетонных конструкций. Комбинат строительных материалов – КСМ –
требовал много воды.
Но он не мог избавиться от ощущения, то всегда
воспроизводит в памяти эту площадь ранней пыльной весной. Когда все еще голо, свечки
тополей такие же серые, как небо над контактной сетью, дуют ветры Еврейских
кучек, в лицо метется мелкий песок и кирпичная пудра, вокруг устремленных к
мутному солнцу пустых флагштоков и деревьев уборщики ссыпают горки такого же
серого, как цемент, вещества.
А дальше классический набор названий: Садик, Поликлиника,
Ателье, Магазин, Школа, Больница, Автосборочный, дом 111… Не для проспекта
названия, а за тридцать лет не исчезли ни садик, ни поликлиника, ни даже магазин. А
вот школа двадцать лет назад сгорела.
Интересно, почему тут не строят высоких новомодных домов?
Конечно, все и так знают, почему. Половина живущих на проспекте учились в одной
школе, которая каждый год раскалывалась пополам, словно ее стены из яичной
скорлупы. А вторая половина живущих на проспекте гнездились в домах, которые
вели себя не лучше школы. Какое-то подземное озеро, в которое железобетонные
сваи проваливались, как в адскую пустоту. Местные даже с каким-то злорадством
смотрели на новомодный дом, угол которого стоял на месте, в которое бесследно
ушли три здоровенные сваи, и уж как и во что они уперлись – история умалчивает,
но уже на половине строительства многоэтажка расщепилась. Намертво или почти
намертво стояли лишь сталинские дома с бомбоубежищами, построенные из огромных
толстых блоков.
Вот там он и жил. Потолки под четыре метра и такого же
размера скрипучие двери. Самодельные антресоли в узком коридоре и покрашенный
древний вздыбленный паркет. Хлебный магазин, овощная лавка и ларек «Союзпечать».
Что еще нужно человеку?
А еще ему всегда было хорошо в книжном магазине, потому
что весной там через открытые окна пробивался запах цветущих каштанов. Он смешивался
с запахом книг, и всегда так хотелось выбрать что-то новое и унести в свой дом,
где читать, погрузившись в меланхоличное настроение. Два сдобных рогалика и
чашка компота. Запахи, запахи. Акации
великолепны в это время года.
А упирался проспект в
вечнозеленый зоопарк. Если знать нужную тропинку, можно проскочить мимо
билетерши. И если вспомнить прошлое, то было очень приятно стоять на берегу
пруда с лебедями и курить под теплым солнцем раннего лета. Хм. Интересно,
сколько поколений лебедей сменилось за тридцать лет? Но самое сильное впечатление
производят львы. Не силой, размерами или чем-то восхищающим, а тем, что вольеры
вымыты к началу сезона, а звери уже облиняли, возможно, вычесаны. И жирафы.
Вот, что его впечатляло. Когда в любом возрасте смотришь на них снизу вверх,
широко раскрыв глаза на это нелепое и прекрасное одновременно.
И везде еще чистая зелень.
Асфальт все время чем-то усыпан. Сначала это почки
тополей, красные сережки. Потом целые
облака пуха. Затем листья, какие хочешь, хоть снова гербарий собирай, и
огромные стручки акаций.
Осенью прозрачные лужи. Осенью удовольствие совершенно
иное. Осенью у тебя новые удобные туфли, мягкое кашне под плащом, и шляпа. И
еще зонт. Особое удовольствие выйти из автобуса и идти под дождем, при свете
уличных фонарей, легко перепрыгивая через лужи и ручейки, видя золотистые
струйки дождя в кругах света, и по размеру пузырей в лужах определять: долго
будет идти дождь или скоро закончится. А потом открыть двери, вдохнуть запах
дома. Телевизор и горячий чай с лимоном в кухне, зашторенной от всего мира. И
телу хорошо, ему тепло, спокойно в своих стенах, мягко на своем диване.
Она – его улица, его жизнь и, вероятнее всего, смерть. Мысль,
завершая круг, приходит на невзрачную площадь с невнятным названием Страна
Советов, которую не удостоили даже гипсовой головой.
Где мои сигареты? Что-то грустно совсем.
