Ах, прощайте Гоголь, Ницше, Достоевский и Дидро!
Здравствуй, печка! Здравствуй, мойка! Здравствуй, с
мусором ведро!
1997.
И вот когда возникало непреодолимое желание вымыть пол,
да не просто вымыть, а вычистить зубной щеткой и зубочисткой каждую щелочку,
смыть всю пыль под кроватями и комодами, - начинался дождь. Что может быть лучше,
чем в полном одиночестве вымыть пол, переодеться и сварить себе кофе? Не
разбодяжить говнистую жижу в липком стакане липкой ложкой, а достать по такому
случаю кофейник, любимую чашку с блюдцем, натереть до блеска медную джезву. И
сахар сначала поджарить, расплавить. А пока на самом маленьком огне медленно
готовится кофе, на новой и оберегаемой сковородке поджарить сыр в панировке,
достать чернослив в шоколаде, положить на столик книгу. Ложечку «Рижского
бальзама» или коньяка влить в чашку с совершенно фантастическим ароматом и
минуту-другую осознавать: как прекрасно устроен мир. Какая гармония. Какой
долгожданный кайф.
Убедиться, что дождь пошел, и можно начинать.
Регина Аркадьевна проводила этот кофейный ритуал всегда,
когда ей удавалось остаться одной. Белая деревянная дверь открывалась настежь,
но коричневые портьеры оставались закрытыми. Она продолжала проводить невидимую
черту, но теперь уже между «моя жизнь с
детьми», «моя жизнь с миром» и «моя жизнь».
То ли в силу характера, то ли в силу восхищения
Чернышевским в дремучей юности, но она была убеждена на все сто процентов, что
желание иметь отдельную спальню, хорошую обувь и обожаемый напиток – не плод ее больной фантазии. Этого женщины хотели еще
во времена Чернышевского. Причем, хотели настолько сильно, что мужчина счел
нужным описать это в деталях.
Пока что возможности иметь свою отдельную спальню не
было, поэтому Регина Аркадьевна выторговала себе день покоя и свободы раз в
неделю. Но не у мужа, не у родителей, а ловко составив все паззлы так, что день
этот образовался как бы сам собой, ни у кого не вызывая подозрений.
Рука тверда, да и нож наточен.
Вкусна еда. И союз наш прочен.
1999
Регина Аркадьевна понимала, что для равновесия с тяжестью
брака, брошенной на одну чашу весов, обязательно нужно чем-то весомым наполнить
и противоположную чашу. Она была противницей баланса, достигаемого покупкой
украшений и сумок. Для нее гораздо важнее было чувство морального превосходства
и удовлетворения. Этого она добивалась тем, что муж никогда не знал, как она
проводит свой свободный день.
Муж сказал: «Ты психолог по жизни своей.
Ты умеешь дурачить и бычить людей.
Как живется тебе, стопроцентная стерва?»
Обливаюсь слезами по доле твоей.
Сегодня Регину Аркадьевну ждала книга «Теннисные мячики
небес». С первых же страниц она поняла: дерьмо. Вариация дешевой писанины Паоло
Коэльо, а ля старая сказка на новый лад. «Граф Монте-Кристо» в бездарном
изложении и не менее бездарном переводе.
Регина Аркадьевна бесцеремонно, небрежным движением швырнула
книгу в угол, под полку с настоящими произведениями литературы. Сука. Надо же
такое дерьмо под такой кофе.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Она взяла тетрадь. Ничего хорошего это не сулило. Потому что
настроение было подпорчено.
И снова мы ждем перемен.
Какие-то в жизни новости
Выходят из чьих-то стен,
Не трогая нашей совести.
Из глаз слез не выжать им.
От счастья чужого не петь.
Живем мы, не как хотим.
Хотим, но боимся иметь.
1999.
Это было совсем не то настроение, которое она планировала
на сегодня. Но сама мысль о том, что она чего-то может бояться, побудила
желание проверить этот тезис на прочность. Нет, у Регины Аркадьевны не было
любовника. То есть, его не было в нормальном понимании этого слова. У нее было
некое туманное воспоминание о том, что могло бы быть, но так и не произошло. За
еле видимый уголок белого листа из Лескова был выдернут конверт, в котором
лежало письмо. Содержание Регине Аркадьевне было известно наизусть, распечатанный
на принтере текст усиленно косил под обычную распечатку какого-нибудь
ученического диктанта. Перечитав и убрав
письмо в недра Лескова, Регина Аркадьевна написала в тетради, не сделав ни
одного исправления:
Ты пишешь: «Больно,
Болит в груди».
А я на воле.
Ко мне иди.
От рук бесшумно
Скользящей пары
(Где в левой – карма,
А в правой – кара),
Ах, сам услышишь,
Как часто дышишь.
Ты сам узнаешь,
Прочтешь, напишешь…
От глаз прикрытых,
Глубоких, карих
(где в левом – карма,
А правом – кара),
Я оттолкнуть тебя
Руки вскину,
Но слишком близко.
И ногти – в спину…
1997-2013
«Хотим, но боимся иметь», подумала Регина Аркадьевна и
посмотрела на часы. Крякнув, как столетняя старушонка, она встала с кресла и
пошла закрывать дверь в комнату. Надо проветрить и начинать готовить ужин.
Через час вернется с работы муж, ни к чему ему видеть что-то, кроме
отпедроленых полов и горячих кастрюль, возле которых суетится жена в халате.
Вот вижу тень свою.
Какая густота
Волос и тела,
И скопленья клеток.
И глаз не видно.
Контур, чернота.
Ни родинок, ни шрамов,
Ни отметок.
Ни фартука, резиновых перчаток…
Что там внутри? Идея? Счастье? Вера?
Здесь я - не я. Всего лишь отпечаток
Какой-то женщины на чьей-то белой двери.
1997